Записки паломницы

В Галилее весна

Мягкий туман окутывает горы, так похожие на Карпаты. Как будто приезжаешь на родину, которая всегда тебя ждет.

Розовые, желтые, красные цветы вспыхивают по сторонам, и сердце улыбается им в ответ. Сердце узнает эту землю, здесь все родное.

Гора Блаженств. Фавор. Здесь Господь впервые подарил миру новые великие Заповеди любви, и с тех пор все холмы повторяют их. Блаженство разливается вокруг, его чувствуешь всей кожей, всей душой. А когда перед глазами распускаются, как тюльпаны, розовые купола Храма Двенадцати апостолов, что в Капернауме, радость достигает наивысшей точки, и хочется остаться тут навсегда. Навстречу из сада бежит нарядный петух, лимонные деревья протягивают веселые нежные ладошки, а павлины веерами распахивают роскошные свои перья и позируют перед объективами, нисколько не смущаясь.

Храм смотрит на Галилейское море, на Геннисаретское озеро, Кинерет, - как ни назови, красоты не убавить. Тихой, застенчивой, неброской красоты. На берегу береза, и через минуту апостол Петр вытащит сети, и Христос скажет ему заветные слова: «Будешь ловец человеков».

А ты уже давно в этих сетях. Иисус стоит на берегу, смотрит на тебя с неизбывной нежностью, и ты знаешь, что так было всегда и будет всегда. Предельно настоящее время - время любви, и радости, и блаженства.

Несколько лет назад Роман рассказал мне об этом удивительном месте. Когда я слушала его, моя душа видела и чувствовала все до мельчайших подробностей. И сейчас, когда я оказалась в Капернауме, я поняла всей глубиной сердца, что моя любовь к мужу родилась именно здесь, в этом райском саду.

Время совершило полный круг, и снова наполнило душу ароматом весны.

Здесь Мария услышала весть

Назарет перекликается громкими голосами, белым домам тесно на узких улицах, и трудно поверить, что когда-то этот город был осенен такой тишиной, что юная Мария услыхала голос Архангела. Здесь, у колодца. Вот он, подойди и дотронься. Зачерпни воды. И ты тоже услышишь тишину - тишину принятия Божией вести. Душа только и может, что произнести в ответ, повторить вслед за Пречистой Девой «Да будет мне по слову Твоему».

Наш желтый автобус ничуть не смутил ярким росчерком радужную толчею восточного города, еле втиснулся на стоянку, и мы, украинские паломники, моментально растворились в шумной реке, текущей вверх, к храму.

Храм Святого Семейства возвышается над городом, как маяк. И так светло кругом! Прохладное сияние заполняет душу.

В магазинчике долго выбираем подарки. Я нахожу изображение Святого Семейства на ониксе, камень светится, и я не выпускаю его из рук. И еще икону Благовещения. И еще - из корзинки на нас смотрят веселыми глазами игрушечные верблюжата. Мы покупаем с подругой парочку и радуемся, как дети.

В Храме так просторно! Здесь, на этом месте был дом, где жила Богородица, и праведный Иосиф, и младенец Иисус. Отсюда начинается другое пространство - истинный простор мира. И сердце узнает его по ликованию, и блаженной легкости, и радости, которые переливаются через край.

В храме сотни людей. В стороне стоят два молодых францисканца. На их лицах, как и на других, умиротворение и радость, что царят в доме Святого Семейства. Мы с подругой делаем снимки, и дальше, как на крыльях, поднимаемся на второй этаж, любуемся фресками и витражами. Один - совершенно особенный: юная Мария сложила молитвенно руки и смотрит такими чистыми, почти детскими, глазами внутрь себя, что сердце просто захлебывается от восторга. «Богородице, Дево, радуйся» - поет душа. «Богородице, Дево, радуйся» - поют иконы, подаренные храму паломниками из разных стран. Их не меньше сотни на стенах вокруг. На каждой - идеал возвышенной женской красоты, каким он видится разным народам мира. Лица - разные, но Лик один, неповторимо светлый и глубокий.

Мы еще молимся в православном храме Благовещения, умываемся водой из того самого колодца, и не хотим возвращаться, но нас ждет еще дальняя дорога...

Садимся в автобус, и подруга Валя спрашивает: «А где пакет? Где наши верблюды?» Я холодею. Фотоаппарат на груди, а руки пустые. Где? Слава Богу, припоминаю, что возле алтаря, в Храме Святого Семейства. Выбегаю из автобуса, и вместе со мной, ни секунды не раздумывая, бежит наш батюшка, отец Александр. Мы чуть ли не вприпрыжку снова взбегаем вверх, к маяку Храму, заходим внутрь. Нет нашего пакета. Подходим к францисканцам, и на плохом английском спрашиваем о «bag with camels». - « O? Camels, Camels, yes!» И младший скрывается в глубине храма. Возвращается с нашими подарками - смешными верблюжатами, и Святым Семейством, и Благовещением, тоже никак не желающими прощаться с Домом. Но теперь и им пора в дорогу. Нести свою радость в дальние страны, на широкие просторы.

Предчувствие Иерусалима

Мой Иерусалим начинается в горах. В горах открывается чувство Иерусалима. Мягкая карпатская линия, упругая молодая земля, и сквозь сердце вдруг проступает древнее тягучее слово - Иерусалим. Может, ветер южный окутал, может, Бог тихо прошептал. Но так птица останавливается и поднимает голову в облака - ищет большую родину. У птицы подергиваются крылья, еще не полет, у души колышутся сферы, антенна настраивается на центр звука.

Дорога в Иерусалим принялась в душе задолго - с самого крещения. С маленького алюминиевого крестика.

Отец Амвросий предложил на выбор два крестика - один деревянный, из Иерусалима, другой - алюминиевый, совсем простенький. «Пусть крестная мама выберет», - сказал батюшка. Крестная выбрала тот, что скромнее.

«Деревянный будет слишком заметным», - так объяснила она потом.

Ведь это был 80-й год, и мы боялись «товарищей в штатском», - казалось, их количество превышало количество живых, все еще живых людей.

Наверно, иерусалимский крестик не так просто дается в руки (до сих пор стыжусь своего страха). К своему кресту своя долгая дорога.

Но слово прозвучало - сразу, у крестильной купели, точней - над огромной бочкой (меня крестили по-древнему, и в тот день во всей Почаевской Лавре, отключили воду, и монахи носили ведрами воду из источника Святого Иова): уж она-то запомнила, заполнила, впитала каждое слово, каждую волну. Смыла лишнее - видно, много всего было, раз целая бочка понадобилась, но оставила тонкий слой влаги, оболочку слова, серебряную чешую памяти, несмываемую.

Но разве, алюминиевый, с зеленой эмалью, крестик - родом не из Иерусалима?

Прошлым летом Иерусалим стал почти осязаемым. Я начала откладывать деньги, и мне казалось, что дорогу можно купить, что она напрямую зависит от цены на билет. Видно, билеты выдаются в совсем другой кассе. Потому что эти деньги, большая часть пути туда, - потерялись.

Любая потеря, отрывая кусок материи, заставляет душу активно заживлять рану. Искать смысл утраченного, восполнять другой субстанцией. На то место, где пульсирует боль, бежит свежая кровь, и новые красные шарики знают о боли больше, чем сама боль, - так и Иерусалим возжаждал другого пути.

За целое лето в горах в душу набежало так много кислорода, воздуха, столько вершин обозначилось во внутреннем зрении, что к сентябрю она ответила песней: Иерусалим здесь. Иерусалим в сердце. Сердце шире и больше, чем дорога, оно вмещает и небо, и горы, и города. Оно бьется в такт дыханию земли, долгой, вечной, мягкой. Сердце - уже там. Оно набралось взлетной силы, оно открылось навстречу небу. Оно свободно от притяжения, оно само притяжение, оно магнитом льнет туда, где его родина, блаженная вечная родина.

С Подзорной горы

Мне 33 года. Москва. Окраина. Я живу у своей крестной, монахини Марии (в миру Галины Левинсон). В тесной холодной квартирке. Сплю на твердом топчане, а на стене напротив - панорама Иерусалима.

Засыпаю в Иерусалиме, просыпаюсь в Иерусалиме. Матушка знает все об этом городе. Она показывает его храмы, и мне кажется, что она прожила в Святом городе всю жизнь, хотя не была в нем ни разу.

И сейчас, когда я стою на Подзорной горе и вижу панораму города, я снова сижу на любимом топчанчике, и рядом матушка, которой уже нет на этом свете десять лет, и мы вместе видим Город, только с разных точек: она - с самой высокой, а я - много ниже. Она смогла подняться в Иерусалим, в Небесный. И смотрит оттуда своими лучистыми голубыми глазами, без которых этот мир не был бы таким сияющим.

Я люблю этот город, которого нет

«Я люблю этот город, которого нет», - льется мелодия из мобильного телефона Роминой дочери Танюши. Она умница и красавица. Ей 21 год. Она живет в Иерусалиме, служит в армии, в полиции. И хотя ее форма висит дома на плечиках, представить себе эту хрупкую девочку солдатом не могу. Не могу даже попросить ее сфотографироваться в форме, как хотелось бы ее папе.

На каждом шагу очень много парней и девушек в армейской форме.

В городе Мира война.

Город прячется сам от себя, он меняет маски, он ускользает. Надевает камуфляжную форму, и сам не помнит, кто он. Призрачный город. А Роман говорит - мистический. И то и другое - правда.

Город растекся по холмам, и на каждом - другой, свой город. Другое, свое время.

Он не синхронен. За один день я прожила историю в три тысячи лет - от язычества до христианства. Нувориши молятся золотому тельцу, у Стены Плача иудеи-ортодоксы поют гимны Единому Богу, но не желают знать Господа, не замечают, что Спаситель уже прошел по этим улицам, и распят и воскрес. И до Храма Воскресения всего несколько минут. И удивительная служба в ночь накануне Прощеного воскресенья в этом Храме, где так чувствуется живое присутствие Господа, и Его Дух, и его Искупительная Жертва.

Я люблю этот город, которого нет.

Почему он есть

Потому что, когда идешь по его улицам, вернее, по его окаменевшим белым ручьям, рекам, потокам, понимаешь, что ты живешь тут всегда. Потому что, когда ноги скользят по зеркалу его ступеней (водопадов? перекатов?), ты чуть не падаешь, зная, что его притяжение неотвратимо. Потому что он испытывал тебя девять лет. Девять лет посылал сигналы, звал, манил. И не пускал.

И когда, наконец, он отворяет ворота, и ты петляешь по лабиринтам, ты уже становишься его частицей, струишься его теплой тенью, остаешься его гражданином навсегда. Гражданином Иерусалима.

Ты теряешься в нем и сразу же находишься. Он есть, потому что ты здесь. И все твое существо напряжено до такого предела, что еще чуть-чуть, и лопнут барабанные перепонки. Тебя пронзает тишина спрессованных тысячелетий, которая, как сжатая пружина, вдруг распрямляется сквозь крики торговцев, сирены, сигналы и визг автомобилей. Тишина обволакивает белые иерусалимские камни и отсвечивает розовым и золотым сиянием на закате.

Глаза города смотрят в небо - туда, в Иерусалим Небесный. Еще чуть-чуть, и душа улетит следом.

Источник:   http://palomnic.org/poet/today/m_chernenko/1/

Если отзыв Вам понравился и Вы хотите тоже посетить эти святыни, то приглашаем ознакомиться с соответствующими паломническими турами.